Проект «Село и люди»
Любимое ее место в доме зимой, пока на улице холода, – у окна. Место хорошее. И светло, вязать удобно. И всех проходящих мимо соседей видно. Каждый, спеша по своим делам, обязательно помашет ей рукой. И она машет в ответ, улыбаясь при этом своей доброй улыбкой.
Знакомьтесь: Мария Медведева, боец доброй воли, волонтер по зову души и сердца. Когда началась специальная военная операция, она вызвалась вязать носки ребятам на фронт. Это та самая неоценимая помощь, которую она может оказать. Вклад ее значителен, недавно она передала Совету депутатов очередную партию теплых носочков:
– С этими вместе – аккурат сто пар получилось, – уточняет она.
Вот так, ровно сто чьих-то сыночков, братьев, мужей согреты руками этой простой деревенской женщины с непростой судьбой. О ней мы хотим рассказать вам, уважаемые читатели, в этой публикации, вошедшей в редакционный проект «Село и люди».
Детство Маруси
…В Идринский район восьмилетняя Маша Степаненко с мамой Таисьей Ефимовной и старшей сестрой Ниной перебрались в 1948 году. До этого жили в Минусинском районе.
– Отец на фронт ушел, я маленькая совсем была. Ушел да и остался… Освобождали город Орша, вот там остался. Маме написал, мол, что не вернусь, Тася, ты на алименты не подавай, детям сам буду помогать. Там у него семья сложилась, рождения ребенка ожидал. А мы вот, с мамой.
Потом мамина мама, моя бабушка, стала звать нас к себе, в поселок Центральный. Уж как они там оказались, не знаю, но жили там. Тогда же не было телефонов, письма писали. Вот она и написала, мол, доча, приезжай, здесь хорошая картошка растет. Вот мы в 48-м и приехали, это я уже помню. Баба с семьей жили в землянке, жить больше негде было, копали землянки. И мы к ним еще. Весной приехали. Как раз надо было картошку сажать.
Бабушка потом рассказывала Марии, что ее мама говорила: «Вот посадим картошку, я ни разу не сварю круглую, буду все время варить суп. Это чтоб ее на дольше хватило». И вот посадили они картошку. А 13 августа мама умерла. Не пришлось картошки вволю покушать… Было ей всего тридцать два года.
– И вот мамы не стало, и мы с сестрой куда? В землянке нас жило тогда – бабушка, мы двое, бабушкин сын с женой, и еще ребеночек, только родился. И все мы в землянке этой. А она вот как моя комнатушечка сейчас. Хозяйства никакого не было, ни курочки, ни свинешки, не на что было брать…
Когда матери не стало, бабушку Арину Даниловну сделали опекуном девочек. Целый год она ходила из Центрального в Идру, все документы делала.
– Пешком ходила. Ни такси же, ничего не было. Переделали тогда все документы, и на алименты тоже доделали, мама-то успела подать, но не до конца. И стали мы тогда деньги получать. Тогда коровку купили, курочек, свинку.
Но не пожилось бабушке с сыном, и дядя хотел девчонок в детдом сдать.
– А баба сказала, нет, не отдам я их. Под одним окошком выпрошу, под другим скормлю. И мы ушли от них. А куда идти? Некуда. И нас пустили к Семену Ивановичу Метелеву, был такой в деревне, сапоги шил. Вот в эту сапожню он нас пустил жить.
Жизнь трудовая нелегкая
Сколько они прожили в сапожне той, Мария Алексеевна не помнит. А потом пустили их на квартиру к одним совхозникам. Вот и зажили старая да малые. Денежки какие-никакие получали, купили самое необходимое, стали в школу ходить. Но недолго Маша училась, года два с трудом, не пошла ей учеба. А потом бабушка Арина Даниловна Бельченко, в девичестве Денисенко, умерла. Девочке было тогда 13 лет, сестре Нине – 15.
– В то время у нас тетка в Ялте жила. Когда баба была плоха уже, я ей письмо написала, тетке-то, – вспоминает Мария Алексеевна. – Мы ее нянькой звали, вот я и написала, мол, няня, приезжай, баба плохая. Она приехала, успела. Бабушку мы похоронили. Нина в Адрихе замуж вышла. Я уже работала дояркой. Как меня взяли в 13 лет-то, не знаю, но работала. И меня тетка стала в Ялту с собой звать, уговаривала, мол, поедем, там таких коров тоже много. Там зимы нет, тепло. Там моряки, в Ялте-то. Уговаривала все. А тетка моя боевая была такая. А мне из доярок кто сказал, не помню, мол, куда ты , Маруська, собираешься? Мол, она тебя на вокзале оставит, и будешь сидеть, а сама соберется и уедет. Ну и все, я как вставила коровские рога, нет, не поеду, и все. Тетка уехала. Так в Ялте и прожила, и померла там.
А Маша осталась со своими коровками дальше работать. Дали ей 20 коров. И видно, группа хорошая была. Вышла Маруся в передовики. Ездил корреспондент, писал все да фотографировал.
– В Москву меня отправили потом, за хорошую работу, как передовичку-то. Где -то 1956-й или 1957-й год был, на ВДНХ поехала. Помню, из Идры пришла машина, а мне в обед коров доить. Подходят ко мне бригадир и начальник идринский и говорят: «Маша, поедешь в Москву». А я жила, так, у меня ничего не было, даже стола своего. Ящик был один, куда вещи складывать, сундук. Может, бабушкин, может, мамин. Не помню. Да кошечку завела, Потопашка. Эта кошечка даже на фотографию попала, когда для газеты нас фотографировали всех на ферме.
А кормить эту кошечку нечем было, вспоминала она.
– Так мне с лампочки стеклянной цоколь выкрутили, колбочка такая получилась, я молочка туда налью да Потопашке-то и унесу, и накормлю.
В Москву на ВДНХ
И вот говорят Марии, мол, в Москву поедет. А она спросила, что, за песнЯми в Москву-то? И снова под корову, доить надо, время подошло. Но бригадир отправил ее документы оформлять да деньги, в поездку готовиться.
– А у меня даже надеть нечего. В чужом платье и в чужих туфлях, соседка дала, я и поехала в Москву. Да сумочка была, балеточка. Когда в Москву посылали, со мной ездила еще одна пожилая женщина, свинаркой работала. Как нас отправили без всякого сопровождения, ничего не понимаю. Послали стару да малу. Дали нам напутствие, мне, как я помоложе была, пояснили. Мол, как с самолета в Красноярске сойдете, перейдете здание, в дверь зайдете, из двери выйдете. А я самолета боялась ой как… Там будут стоять машинки, маленькие машинки, на них будут нарисованы кубики, это нам начальство говорит. Вы подойдете и спросит – свободно? Скажут – свободен, вы садитесь. Назовете куда ехать, стал объяснять, как называется, а потом посмотрел, что у меня уже глаза большие да круглые, говорит, скажете, что в «белый дом». Он с вас возьмет, шофер-то, три рубля.
Мы так все и сделали, сели, сказали – в «белый дом». Где он нас возил, не знаю, но привез до подъезда и говорит, что с нас по три рубля. Ну мы и отдали, я и та бабушка. Что с нас возьмешь-то, деревня. Зашли в дом, нашли комнату, какую нам начальство в Идре объяснило. Нас приняла пожилая женщина, документы мы ей показали. Она нас направила ночевать в крестьянский дом. Говорит, пройдете три квартала и повернете. А я стою и думаю, что такое кварталы. А она, наверно, поняла по моему выражению лица и говорит, три переулка пройдете. Нам-то откуда знать про эти кварталы в Центральном… Ну нашли мы этот дом, переночевали, народу много там. А наутро нас собрали всех в группу да на поезд, и в Москву. Группа была 25 человек, со всех районов. Сказали нам, рты не разевайте…
Везде побывала тогда Мария Алексеевна тогда, в Москве-то. На выставке достижений народного хозяйства разные экспозиции были.
– Посмотрела корабль, в чем в космос-то летают. Как раз тогда собаки Белка и Стрелка в космосе были. Черный такой. Один, рядом, светлый, блестящий, а другой черный. Экскурсовод и говорит, мол, вот в светлом посылаем в космос, а темный оттуда возвращается. Много рассказывали, но мне тогда не сильно интересно было. А вот уж когда зашли туда, где коровы, тут уж я заинтересовалась. А какая красота, везде все блестит, вымя у коров огромные. Черные коровки стояли, пестрые, красные и белые. Каждая группа отдельно стоит, штук по пять, по четыре. А я и спроси, мол, а почему коров-то мало? А мне отвечают, эти для выставки стоят, а остальные пасутся.
Поделилась моя собеседница и впечатлениями о Красной площади:
– Думаю, ну красная! А привели нас туда, а там где красный кирпич, где серый, где поломанный… К Ленину попасть не получилось, реставрация или что было, а вот на смену караула посмотрели. И незаметно, как они меняются. Только что туда шли, раз и уже обратно. И на Ленинские горы нас возили. А я думаю, ну раз Ленинские, это значит, выше нашего Карахая, гора такая в Центральном. Так себе представляю. Заехали туда на автобусе, я и подъема не почувствовала. А на площадку смотровую вышли – и вся Москва внизу.
По возвращении из поездки стало начальство уговаривать Марию в партию вступать, соцобязательства взять. А она отказалась, мол, не потяну. Ну и отступились. Так и прожила Мария Алексеевна, ни в октябрятах, ни в пионерах или комсомольцах. Нигде. Работала только как могла, на совесть. Как простой патриот своей страны. А даже угла своего не было у передовой доярки.
– Где какая развалюха стоит открытая, возьму в базе коня, с подругой сундук мой ставим и поехали. Живу там. Раз вызывают в контору, мол, Маруся, ты иди в другую квартиру перейди, а в твою агроном заедет жить. Забираю свой чемодан и опять поехала в другую развалюху. Вот как жила.
Бородавку возле носа и ту разглядела
Еще один любопытный факт из биографии передовой доярки – как она Никиту Сергеевича Хрущева в Красноярске с самолета встречала. Не одна, понятное дело, в составе делегации передовых тружеников Красноярья. Вот район и послал ее с почетной такой миссией. Не помнит, кто с ней тогда ездил, высокий парень какой-то.
– На взлетной полосе много народу выстроилось. Самолет прилетел, Хрущев вышел на красную дорожку. И почему-то мы стояли не так далеко от него, я даже бородавку у него возле носа разглядела. Никита Сергеевич выступал, рассказывал, как в шахте работал. А потом куда они все делись, не знаю, не упомнила.
И вот интересно Марии Алексеевне, сохранились ли эти факты в старых газетах. И на разные выступления возили их потом в райцентр на съезды, как делегатов. Да хлопать велели посильнее выступающим:
– А мы и хлопали, аж ладошки потом красные были, – шутит Мария Алексеевна. – Думаю, раз все хлопают, и Марусе же надо.
Замуж не напасть
А потом замуж вышла доярка-ударница. Об этом времени не очень любит она вспоминать да рассказывать, не заладилось. Но двоих сыновей родила.
Перед рождением старшего сына Гены выделили Марии наконец комнатушку. Не бог весть какую, но все же… Жили в ней сначала втроем, потом младшего Колю родила. А потом еще сестра приехала к ней, болела уже. Вот впятером и жили. И хоронить ее пришлось Марии.
После рождения детей поменяла Мария Алексеевна работу: ушла из доярок в столовую поваром.
– Вставала в четыре часа утра, шла варила в столовую. К тому времени я уже хозяйством обзавелась, коровка была, свиньи, куры, собака, кошка. Да двое детей и муж.
С мужем прожили они четырнадцать лет. Руку поднимал. Все терпела.
– Мне говорил Денисенко, ты, Машка, как курица мокрая, даже постоять за себя не можешь. А потом я выгнала его, мужа-то. И стали с детьми жить. Я в столовой так и работала, до 1980 года.
А знаний да профессий не было никаких.
– Это хорошо, если я в школе коридор какой прошла, – смеется Мария Алексеевна, – а в трудовой записано, что семь классов. Да мне и стыдно было сказать, что неученая я. Никаких корочек не было.
А потом приехала я с отчетом в Идру, а меня кассиром позвали. А мне тогда уже квартиру в Центральном дали. Я так рада была, хоть поживу, крыша своя над головой. И говорю, да как же, только квартиру получила. Мне говорят, мол, и в Идре квартира тебе будет. Надо кассира было в Идринский совхоз. Быстро меня оформили.
Еще год ездила на работу из Центрального в Идринское Мария Алексеевна, пока квартира нашлась ей. В центре, рядом с конторой. Ребятишки уже в город поуезжали, в Сосновоборск, одна жила.
Стали мы считать стаж ее. 15 лет коров доила, восемь лет поваром в столовой, четыре года – заведующей в столовой той же. Потом кассиром в совхозе до самой пенсии. Так сорок один год стажа и наработала. А после, уже на пенсии была, подрабатывала на зерноскладе в сезон уборки. Но уже без учета стажа, без трудовой. Вроде как на общественных началах.
Мария Алексеевна – ветеран труда федерального значения. Медаль имеется, и еще одна, детям войны выданная.
Из квартиры в центре перебралась на «болото», улица тихая. Спустя время познакомилась с мужчиной, и решили жить вместе.
– Хорошо жили. Но я ему сразу сказала, если руку на меня поднять вздумаешь, то лучше сразу от ворот поворот. Нет, ни разу не обидел. Все жалел, что я хватаю на себя много дел…
Сегодня
Сейчас Мария Алексеевна живет со старшим сыном Геннадием. Она большая рукодельница, и это понимаешь, лишь только калитку открыв. Сразу, от самого крыльца, в дом ведут вязаные коврики, все больше круглые, разноцветные полосатые. И вот носочки вяжет для наших ребят. Считает, что в трудный момент нельзя оставаться в стороне.
Даже беседка у нее во дворе и та в вязаном убранстве. На окнах – цветы. А еще любит женщина помидоры выращивать, сажает их всегда в огороде помногу. Одна беда – ноги болят, ходить трудно. И все равно без дела не сидит, не привыкла.
– Я почему-то помидоры сажу в ямку по две штуки, – говорит Мария Алексеевна, – и растут они хорошо. Больше ста корней высаживаем всегда. В теплице всегда 24 лунки, это значит, 48 корней сажаем. И на улице. Где сын пасынкует, где я доберусь. А потом в теплицу заглянешь, красно на зеленом фоне. Душа радуется. А на улице уже не пасынкуем, так растут.
Вот потеплеет на улице, и станет она выходить за ворота, на лавочке сидеть. Любит она людей, и люди к ней тянутся:
– Очень люблю слушать парнишечку соседского, Сережку. Уж такой грамотный, учится хорошо, все рассказывает, куда их со школой водили да что интересное показывали. И вот он однажды говорит, баба Маша, а мы были в библиотеке и там я тебя на фотокарточке видел. Я, говорит, тебя узнал. А я и не знаю, где это такое может быть, чтоб моя карточка висела, – смеется женщина.
В брызгах краски увидеть сюжет
На стенах в доме у Марии Алексеевны – много разных картин, на которые я не могла не обратить внимания. Профессионально выполненные, здесь и миниатюры, и модные теперь в интерьере модульные картины. Оказалось, эти работы – дело рук сына.
Геннадий Спиренкин вернулся в Идринское в 2015 году, как на пенсию вышел.
– Уехал я из дома, от мамки, в семнадцать лет. Рано самостоятельным стал, не висел на шее. В училище три года проучился, на слесаря- ремонтника. Потом на завод устроился, в кузнечном цехе работал. Шесть лет там отработал. В армию сходил, два года служил. А по возвращении в Сосновоборск устроился в рефрижераторный, клепальщиком. Девять лет отклепал. Вибрация там страшная. Вот 15 лет на заводе отработал и получил, как говорится, вторую сетку, горячую. А потом, после закрытия завода, устроился в фирму по установке окон, и там 16 лет отработал.
В трудовой у него только и записи, что на заводе да вот на окнах. На пенсию пошел в 55 лет. И приехал к матери.
Специальных заведений художественных Геннадий Николаевич не заканчивал.
– По голове стучали, вот я и рисовал, – со смехом отвечает на мой вопрос. Оттуда же, из головы, берет он и идеи для своих работ.
Некоторые из них – воспоминания разных лет.
– Вот самая первая картина, где мы с отцом по улице идем, Колька младший на санках, я рядом, – показывает он на одну из картин. – А вот это – тещин дом. Это давно я рисовал, еще тридцати лет мне не было. Рисовать иногда бывает и не хочется. Я и не рисую. Только когда найдет.
И я его в этом прекрасно понимаю. Без вдохновения сложно создать настоящее чудо, хоть в живописи, хоть в стихах.
Интересна техника исполнения некоторых работ Геннадия Николаевича:
– Все очень просто, – поясняет он. – Надел перчатки, краски смешал, руки обмакнул в краски и вот так на картину – хлесть! – и он жестом показал, как брызгает красками с рук на холст. Вот такой интересный подход. Главное, потом в этих разноцветных брызгах увидеть сюжет и доработать его. А уж кто что увидит – тут дело фантазии.
Некоторые свои миниатюры самодеятельный художник выполняет на кафельной плитке 15х15. Не продает, больше раздает. Продать красоту сложно. Потому отдает даром.
Кроме рисования, есть еще одно любимое дело у него – рыбалка.
– Мой велосипед вон уже колесами к воротам развернулся, уже не терпится ему, на рыбалку хочется,- смеется Геннадий Николаевич.
Волонтерство
– Как началась вся эта заваруха-то в стране, посмотрела я по телевизору, а там ребятишки-то в этих, в резиновых сапогах, в грязи. И я позвонила в Совет депутатов. Мне привезли пряжу от Совета депутатов. И Валерий Кармаев привозил тоже. Я Валерию Васильевичу 22 пары связала, отдала. А в Совет депутатов пятьдесят пар вперед отдала и сегодня 28 пар. Ровно сто и получилось. Я Виктору Васильевичу сказала, надо еще вязать, так свистните мне по телефону, буду еще вязать. Даст Бог здоровья, так повяжу. У нас в улице ни один ведь не вяжет больше. Спрашиваю, а вы чем помогаете? А отвечают, там, мол, без нас много, зачем нам… Да как же, ведь мы тоже фронт, без нас фронту туго совсем будет. Мы фронту помогаем тоже. И Путину помогаем, как он там один со всем справится.
В апреле Марии Алексеевне Медведевой исполнится 85 лет. А оптимизма и задора у нее на двоих с запасом. И пошутить может, и всплакнуть. Вот, говорит, накрою стол на улице и буду праздновать. А если дождь будет, в беседке.
Сделала я несколько фото для газеты, а Мария Алексеевна и говорит:
– Это ж сколько лет прошло, я еще под Исаем работала – доила, меня приезжали фотографировать в газету. И вот ты сегодня… Только чтоб я красивая была.
А вы красивая, Мария Алексеевна, и внешней красотой, и внутренней, душевной, которую не берет ни возраст, ни невзгоды.
– Когда мама заболела и умирала, бабушка подвела меня маленькую к ее постели. Мама уж руки поднять не могла, тогда баба взяла ее руку в свою и просит: «Благослови». И маминой рукой меня перекрестила. Вот я и живу так долго, с маминым благословением, – на глаза женщины навернулись слезы.
Говорят, Господь Бог не дает нам ноши не по силам. А раз тяжко и несем мы свой крест достойно, значит, силы даются свыше. И я спросила напоследок:
– Если бы такая возможность была у вас, Мария Алексеевна, если бы Боженька спросил у вас, что бы вы хотели в своей жизни изменить, что вы поменяли бы?
Она задумалась немного, а потом ответила:
– А ничего, наверно, не стала бы менять. Как сложилось, так сложилось. Значит, так было надо. А менять… Не было бы хуже.
Текст и фото Светланы Рудских
На снимках: Мария Медведева с сыном Геннадием Спиренкиным
Работы Геннадия Спиренкина
Опубликовано в № 13 газеты «Идринский вестник» от 28 марта.